>>из глубин двухнедельной Леты

Солнечные безрукие лучи упрямо тянулись к бледному лицу Мати сквозь темные занавески, и парень улыбнулся во сне. Сладко протянувшись, задев шторки рукой, отмахиваясь от света, Ковач причмокнул губами, поморщил нос, улыбнулся еще шире, легко вздохнул и потер глаза. Разведя руки в сторону и прогибаясь в спине, Мати открыл глаза, привстал, ударился запястьем о подоконник, тихо ругнулся, опустил ноги на пол, быстро оглядел комнату и стал разминать затекшую шею. Розалии, наверное, уже убежала на занятия – могла бы разбудить заодно, в самом деле! Хотя информатику Ковач намерился намеренно прогулять.
С минуту парень посидел на кровати, лениво пошевеливая пальцами ног и окончательно пробуждаясь, затем поднялся, лениво сделал несколько упражнений и, почесываясь, поплелся в ванную. Прохладная вода освежила. Перспектива необходимости бриться не особо воодушевляла, но что поделаешь? Это когда-то там, в первый раз, по молодости и глупости, это занятие казалось очень волнительным и мужественным, а сейчас – рутинным и обременяющим; смотри еще, как бы не пораниться, ведь глаза слипаются, а мозг прокручивает последний сон с участием какой-нибудь аппетитной дамочки…Так, не отвлекаемся и смотрим в зеркало. Впрочем, отраженный вид, хоть и слегка помятый и бледный, доставлял удовлетворение. «Девчонки говорят, я хорошенький». Мати усмехнулся и пригладил извечный вихрь волос.       
Вернувшись в комнату, Ковач остановился перед шкафом, потер нос и вытянул одежду. Прыгая то на одной, то на другой ноге, залез в джинсы, лихо затянул ремень, напялил носки, зашнуровал кеды, накинул сорочку и подошел к будуару Розали. Среди редких предметов, призванных повысить женскую привлекательность, как то баночки с гелями-кремами-скрабами, лежали и строгие наручные часы Матиаша. Ловко застегнув браслет часов на руке, чех, рассеянно разглядывая скудные богатства мисс Картер, подумал, что она не похожа на других девушек, которые превращают туалетный столик в алтарь богине Красоты, вкусно пахнущий духами, переливающийся разными цветами теней, со смешными карандашами, похожими на обычные, грифельные. Но даже робеющие под взглядом тюбики Розалии казались чем-то ужасно занятным: из чего же, из чего же, сделаны эти девчонки. Продолжая познавать девичий мир, с завидной любознательностью Мати касался баночек-скляночек, когда под руку подвернулась помада (помада у Мышки? забавно!). Рассматривая помаду, потрогал полустертую филигрань инициалов и, покрутив, сдернул колпачок: призывно-насмешливая красная. В ужасной задумчивости, словно в забытье, поддавшись странному чувству, Мати посмотрел на свое отражение – на тюбик помады – снова в зеркало…и медленно, но уверенно повозил помадой по губам. Опустил руку, облизнулся –  кремовое ощущение –  и пару мгновений просто рассматривал себя, затем усмехнулся, взъерошил волосы, рассмеялся и тыльной стороной ладони стер помаду, размазывая ее аж до щеки. Пришлось идти в ванну и вновь умываться. Обдав лицо холодной водой, Мати посмотрел на себя в зеркало и улыбнулся.